У меня новое странное хобби

У меня новое странное хобби. Я тут увлекся переводами литературы на русский.

Получилось это случайно. Я перечитывал «Дорогу» Маккарти — ту самую, за которую современный американский классик получил «Пулитцера» и по которой снят фильм. Кстати, знаменитый «Старикам здесь не место» Коэнов — тоже по его книге. У него вообще немало экранизаций.

Читал и перечитывал я по-английски. Но мне надо было кое-что проверить и я решил заглянуть в русский перевод.

И просто офигел.

Оказалось, что перевод — это и не перевод никакой, а так, художественный пересказ сюжета. Кроме основной канвы в нем от Маккарти мало что осталось.

Это становится ясно буквально с первых строк.

When he woke in the woods in the dark and the cold of the night he’d reach out to touch the child sleeping beside him.

Маккарти вообще непростой автор и для понимания, и для перевода. Но тут все вроде просто. Однако что мы видим в русском издании:

«Всякий раз, просыпаясь в лесу холодной темной ночью, он первым делом тянулся к спящему у него под боком ребенку - проверить, дышит ли».

Откуда это, «проверить, дышит ли»? Автор не объяснял, зачем герой дотрагивался. Это понятно по контексту. Ну и «просыпаясь в лесу холодной темной ночью» совершенно не тот образ что ”when he woke in the woods in the dark and the cold of the night”. Куда ближе было бы «просыпаясь в лесу во мраке и холоде ночи».

Идем дальше.

Nights dark beyond darkness and the days more gray each one than what had gone before. Like the onset of some cold glaucoma dimming away the world. → Ночи чернее преисподней, каждый новый день на толику мрачнее предыдущего. Словно безжалостная глаукома еще только-только зарождается, а мир вокруг уже начал тускнеть.

• Нет преисподней у автора, и даже малейшей отсылки к аду.

• «На толику» — слово специфическое, и добавляет степень изменения (маленькую), которой нет в оригинале.

• Наконец, «глаукома еще только зарождается, а мир уже тускнеет» — такого противопоставления у Маккарти нет.

Дальше в том же абзаце, фрагмент побольше.

In the dream from which he’d wakened he had wandered in a cave where the child led him by the hand. Their light playing over the wet flowstone walls. Like pilgrims in a fable swallowed up and lost among the inward parts of some granitic beast. Deep stone flues where the water dripped and sang. Tolling in the silence the minutes of the earth and the hours and the days of it and the years without cease. → Ночью ему снился сон. Во сне они бродили по пещере: ребенок вел его, держа за руку. Как пилигримы из сказки, проглоченные гранитным чудовищем и затерявшиеся в его чреве. Пламя их светильника отражалось в мокрых наростах на стенах. Вода негромко журчала в проточенных в камне отверстиях. Трудилась в тишине ежеминутно, час за часом, день за днем, год за годом. Без перерыва.

• Зачем менять местами предложения? У Маккарти сначала про пещеру, потом про свет на стенах, потом сравнение с путешествием в чреве гранитного чудовища, потом про воду. В переводе про пещеру, а потом сравнение с путешествием — свет на стенах стоит почему-то после. Да, так проще, может быть даже логичнее. Но автор-то написал не так. Эти рваные переходы — сознательный прием, часть стиля.

• Flowstone walls — это геологический термин, есть прямой перевод «натечные стены». В русском издании они превратились в «мокрые наросты на стенах». Потому что читатель не знает слова «натечные стены»? Но дело в том, что и обычный американский читатель тоже не знает слова flowstone walls. А образ совсем другой получается.

• «Негромко журчала» это совсем не то, что «dripped and sang». Еще и неверно — журчит ручей, а тут вода капает.

• Ну и “tolling the minutes of the earth” - совсем не то же самое что «трудилась в тишине ежеминутно», ведь toll это не про труд, а про отсчет времени.

Кажется, проблема не в способностях переводчика, а просто даже в целях. Никто не ставил целью доносить уникальный авторский стиль. Более того, такое ощущение, будто переводчик либо пытается улучшить «плохого» писателя Маккарти, либо считает своего читателя дураком, который не способен понять образную речь и домыслить то, что остается недосказанным.

Беда в том, что люди читают это все и не подозревают, что читают не Маккарти, а что-то совершенно другое.

И тут конечно невольно задумаешься: а читал ли ты Бальзака, Данте или Кафку на самом деле? Или Воннегута и Хэмингуэя? Понятно, что все советские переводы прошли цензуру, из них вырезали секс, накротики, ругательства и много чего еще… Но даже переводы постсоветские, оказывается, могут быть не сильно близки к первоисточнику. Дело часто не в цензуре, а в том, что переводчик может делать что хочет — и ничего ему за это не будет.

В общем, я задался вопросом: а как бы я это сам перевел? Слово за слово, втянулся. И теперь это у меня любимое вечернее занятие. Кто-то вот марки собирает, кто-то вяжет крючком, кто-то играет в Counter Strike, а я - перевожу Маккарти. Это делать особенно увлекательно благодаря наличию Claud AI. Я с этой программой могу провести полвечера, обсуждая оттенки одного слова. Это как словарь, с которым можно вести беседу.

В общем, учите языки. И ищите хорошие переводы.

А вот, если интересно, вот моя версия первого абзаца «Дороги» (можете сравнить с официальным переводом в бесплатном фрагменте на Litres). Не берусь утверждать, что он лучше. Но он точно сильно ближе к тому, что у автора:

Просыпаясь в лесу во мраке и холоде ночи, он протягивал руку, чтобы дотронуться до спящего рядом ребенка. Ночи темнее тьмы и каждый новый день еще серее предыдущего. Словно начало холодной глаукомы, медленно затемняющей мир. Его рука поднималась и мягко опускалась с каждым бесценным вздохом. Он отодвинул полиэтиленовую накидку и приподнялся в своих вонючих халатах и одеялах и посмотрел на восток в поисках хоть какого-то отблеска света, но так ничего и не разглядел. Во сне, от которого он очнулся, он бродил по пещере, и ребенок водил его за руку. Свет их фонаря, играющий на влажных натечных стенах. Как пилигримы из сказки, проглоченные и потерявшиеся во внутренностях какого-то гранитного чудовища. Глубокие каменные желоба, в которых капала и пела вода. Без остановки отмеряя в тишине минуты земли, и часы, и дни ее, и годы. Пока они не оказались в огромной каменной зале, где простиралось черное и древнее озеро.